Жизнь за империю

Усиление метрополии эпохи Путина

С момента своего формирования политическая система современной России развивалась путём усиленной централизации власти. Уже Конституция 1993 года заложила основу для усиления президентской гегемонии. Она предоставила главе государства широкие полномочия: право утверждать премьера без согласия парламента; возможность издавать указы, имеющие силу федерального закона; и способность блокировать принятие законов без риска утраты полномочий. 

Сложившаяся в 1990-х ультрапрезидентская модель власти позволила федеральному центру постепенно подчинять себе регионы. В период правления Владимира Путина этот процесс продолжился и ускорился: полномочия субъектов федерации последовательно ограничивались, а ключевые финансовые ресурсы концентрировались на федеральном уровне. В результате сегодня губернаторы фактически исполняют роль назначенных представителей центра, чья зависимость от федеральной власти исключает реальную автономию регионов.

До принятия Конституции 1993 года Российская Федерация была асимметричной:  у одних регионов было больше прав, чем у других. Например Татарстан в 1992 году отказался подписывать Федеративный договор, который определял федеративное устройство России. Власти республики настаивали на заключении отдельного соглашения, считая, что договор лишает регион суверенитета, ранее одобренного на референдуме. В результате, в феврале 1994 года был подписан договор «О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий», предоставивший Татарстану исключительное право распоряжаться землей и ресурсами, формировать бюджет, иметь свое гражданство и участвовать в международных отношениях. С принятием Конституции РФ Федеративный договор де-юре был отменен, что ослабило права регионов. Но по факту до конца 1990-х отношения между субъектами федерации и ее центром не сильно менялись и строились на договорной основе. 

После прихода Путина к власти система взаимодействия центра и регионов была полностью пересмотрена. Путин предложил субъектам федерации изменить свои законы, чтобы они не противоречили конституции России. Так, Татарстан  по сути переписал свою конституцию практически полностью, чтобы та не противоречила федеральным законам, а также отказался от статуса суверенного государства. Аналогичное переписывание произошло и в соседнем Башкортостане, где местная конституция вступала в противоречие с общероссийской Конституцией 1993 года.

С этого момента все ключевые решения для регионов принимает Москва. При этом формально сохраняющийся статус федерации часто используется для перекладывания ответственности с центра на регионы. В 2020 году, в начале эпидемии коронавируса в России, когда продолжать не реагировать на ситуацию стало опасно, Владимир Путин объявил нерабочую неделю, расходы на которую легли на работодателей. Через неделю, вместо того чтобы централизованно ввести меры против коронавируса, Владимир Путин перенес ответственность за введение разного рода ограничений на губернаторов субъектов. Исследователь-регионалист Наталья Зубаревич описала ситуацию следующим образом: «Справился — молодец, не справился — на тебя, как на козла отпущения, вся ответственность будет скинута. Нормальная система — разделяй и властвуй».

За время своего правления Владимир Путин совершил еще целый ряд глобальных изменений в сферах политического устройства РФ и контроля над общественным мнением. В 2000 году Путин разделил Россию на федеральные округа, в каждом из которых поставил своего полномочного представителя, обязанного следить за деятельностью губернаторов. Начиная с 2001 года и захвата НТВ он последовательно подчинил себе все федеральные СМИ в России, ограничив возможности для выражения независимых мнений как по федеральным, так и по региональным вопросам. В 2004, после теракта в Беслане, Путин заявил о необходимости централизации и предложил отменить прямые выборы губернаторов. Только Дмитрий Медведев под конец своего срока вернул выборы губернаторов в регионы, однако это не привело к усилению их прав, так как везде побеждали представители действующей власти, пользовавшиеся административным ресурсом и фальсификациями. Это стало возможным потому, что губернаторы накопили административный ресурс в регионе, а также наладили связи с региональными элитами.

Финансовая централизация как инструмент контроля

Централизация финансовых потоков стала одним из ключевых инструментов контроля над регионами. Сегодня в России действует трехуровневая бюджетная система: федеральный, региональный и муниципальный бюджеты.

Федеральный бюджет формируется из следующих источников:

• НДС (налог на добавленную стоимость) — 20% с каждой покупки полностью уходит в федеральный бюджет. Ранее часть НДС оставалась в регионах, но с 2001 года он централизован;
  
• НДПИ (налог на добычу полезных ископаемых) — вся прибыль от добычи нефти, газа, угля и других ресурсов поступает в федеральный бюджет;
  
• Налог на дополнительный доход от добычи углеводородов;
  
• Часть налога на прибыль организаций — 28% из 25%, то есть значительная часть;
  
• Акцизы;
  
• Государственные пошлины.
  

Региональные бюджеты получают:

• 85% от НДФЛ (налога на доходы физических лиц);
  
• 72% от налога на прибыль организаций;
  
• 63% от налога на профессиональный доход (доходы самозанятых);
  
• Налог на имущество организаций;
  
• Транспортный налог;
  
• Налог на игорный бизнес;
  
• Некоторые государственные пошлины.
  

На муниципальные бюджеты остаются лишь:

• 15% от НДФЛ;
  
• Земельный налог;
  
• Налог на имущество физических лиц;
  
• Торговый сбор.
  

Такое распределение приводит к серьезному финансовому дисбалансу. В 2024 году федеральный бюджет получил 35,1 трлн рублей, тогда как все региональные бюджеты вместе — 18,2 трлн. Доходы центра более чем вдвое превышают доходы регионов. При этом четверть всех средств, распределяемых между регионами, достается только одному субъекту — Москве.

Так на что же расходуется федеральный бюджет? Может быть, через него деньги возвращаются обратно в регионы и муниципалитеты? И да, и нет. С одной стороны, часть средств перераспределяется в виде дотаций и субвенций, но эти механизмы чаще используются как инструмент контроля, а не реальной поддержки. Политическая зависимость регионов усиливается за счет экономической: чем больше субъект получает из центра, тем менее он самостоятелен в принятии решений. 

С другой стороны, федеральный бюджет выполняет функцию перекачки средств из более состоятельных регионов, но перераспределение идет неравномерно, что приводит к усилению централизации и сокращению экономической автономии на местах. Еще крупная часть федерального бюджета уходит непосредственно на войну, а кроме того, на аннексированные в 2022 году территории, которые подвергались и подвергаются постоянным разрушениям.

Создана такая система распределения, при которой на муниципальном уровне не хватает собственных доходов для сбалансированного бюджета ни одному муниципалитету в России: они вынуждены просить дотации и субсидии у регионального центра, а значит  —  политически от него зависеть. Аналогичная ситуация происходит с субъектами федерации и федеральным центром. Большинство субъектов федерации  —  реципиенты, то есть у них не хватает своих денег на необходимые расходы. Это значит, что почти каждому главе субъекта необходимо приезжать в Москву и просить денег именно для своего региона. Например в конце августа 2024 года, когда ВСУ вторглись в Курскую область, губернаторы Курской, Брянской и Белгородской областей попросили денег из федерального бюджета на отряды территориальной обороны в регионах. До этого они финансировались из средств самих субъектов. За деньги из федерального бюджета главы субъектов обеспечивают лояльность региона по отношению к центру. 

В России в 2025 году насчитывается 26 субъекта-донора из 83 международно признанных субъектов федерации (не считая оккупированные и дотационные Крым, Севастополь, так называемые «ДНР» и «ЛНР», части Херсонской и Запорожской областей). Эти 26 регионов-доноров не получают никаких дотаций из центра, а лишь отдают деньги в федеральную казну. Раньше субъектов-доноров было меньше: в 2013 их было 10, в 2021 — 13. Увеличение количества регионов-доноров с началом войны означает не то, что благосостояние этих регионов улучшилось, а то, что у федерального центра больше нет денег спонсировать еще 9–10 регионов России. Об отсутствии денег в бюджете явно говорит проблема с недофинансированием жилищно-коммунального хозяйства, деньги на которое выделяются из региональных бюджетов. Так, прошлой зимой около 1,5 миллионов человек остались без тепла. Среди крупных аварий  —  коммунальная авария в Московской области. Этот субъект является одним из немногих постоянных регионов-доноров, но при этом не может решить собственные проблемы с ЖКХ.

По итогам 2024 года, 8 из 10 самых бедных регионов России — это национальные республики. Они остаются одними из самых бедных в России из-за сочетания более традиционного экономического уклада, географической изоляции и ограниченных возможностей для развития. Их экономика во многом базируется на сельском хозяйстве, которое не обеспечивает стабильных доходов и подвержено сезонным колебаниям. Например, Тыва и Алтай не обладают природными ресурсами, население живет сельским хозяйством — в условиях современной России это означает, что экономический рост в республиках вряд ли возможен без дополнительных дотаций и изменения структуры экономики

Совет Федерации, верхняя палата российского парламента, изначально был предназначен для представления интересов регионов. В 1990-х годах он формировался из губернаторов и председателей региональных парламентов, которые обладали весомым влиянием. Однако с 2000 года его состав изменился: теперь сенаторов назначают губернаторы, и большинство из них постоянно проживают в Москве. Это превратило Совет Федерации в институт без реального влияния, своеобразное место политической пенсии.

В 2016 году глава Совета Федерации Валентина Матвиенко выступила с заявлением о необходимости пересмотра межбюджетных отношений, подчеркнув, что регионы получают всего 35% доходов, а 65% уходит в федеральный центр. Это высказывание отражало скрытое недовольство внутри системы, однако к реальным изменениям не привело. Система продолжает функционировать как механизм извлечения ресурсов из регионов в центр, сохраняя их финансовую и политическую зависимость.

Сложившаяся за годы правления Путина система делает регионы зависимыми от центра не только финансово, но и политически. Политика централизации, укрепленная законодательными изменениями и экономическим перераспределением, превратила субъекты федерации в периферийные придатки федеральной власти. У субъектов практически нет возможности проводить хоть сколько-нибудь независимую политику или решать собственные социальные и экономические проблемы, а главным бенефициаром такой системы является Москва. Ведение дорогостоящей войны против Украины только сильнее усугубляет неравенство между Москвой и остальной Россией.

Люди — новая нефть

В 2009 году вице-премьер Сергей Иванов назвал людей «второй нефтью». Тогда это высказывание касалось человеческого потенциала страны, но сегодня оно приобрело дополнительный смысл. В условиях войны регионы с низким уровнем доходов становятся основным источником мобилизации и вербовки, как раньше они были источником дешевой рабочей силы для крупных городов. Эти территории, уже страдающие от бедности, вынуждены отдавать своих жителей для участия в военных действиях.

Осенью 2022 года в России была объявлена частичная мобилизация. Проблемы с нехваткой людей для армии стали очевидны: за два месяца было мобилизовано около 300 тысяч человек. Первые погибшие мобилизованные появились уже через несколько недель после начала боевых действий. Кроме того, указ о мобилизации фактически «запер» контрактников на фронте, продлевая их службу автоматически. Сотни тысяч контрактников, в основном из бедных регионов, а с ними и мобилизованные, не могут больше законно покинуть войну.

Срочную службу в России называют «налогом на бедность», так как у малообеспеченных граждан меньше возможностей избежать призыва. Средний или обеспеченный класс может использовать легальные способы уклонения: например, через обучение в вузах или освобождение по здоровью, которое гораздо легче получить при сдаче анализов в частной клинике и при помощи специализированных юристов. Либо нелегальный: покупка определенной категории годности или военного билета. У бедных слоев общества таких возможностей, как правило, нет. Дополнительные риски для призывников создает практика принуждения к подписанию контракта в армии, после чего солдаты могут быть отправлены на фронт, а контракт становится бессрочным.

На вербовку также влияют значительные различия в уровне жизни. В Москве за год контракта предлагают более 5 миллионов рублей, что делает службу финансово привлекательной. Однако для многих жителей бедных регионов такие выплаты кажутся особенно значительными, так как их доходы существенно ниже. Например, в Марий Эл прожиточный минимум составляет 14 823 рубля, а средняя зарплата едва превышает 25 тысяч рублей. При этом только за подписание контракта в республике выплачивают 3 миллиона рублей. То есть одномоментно можно получить столько же денег, сколько за 10 лет на работе со средней зарплатой.

Сегодня совершенно очевидно, что контрактная служба использует финансовое неблагополучие регионов как ресурс для пополнения личного состава российской армии. Так, чем ниже медианный доход в регионе, тем выше доля погибших среди местного населения. Лидерами по этому показателю стали Тыва, Бурятия и Алтай — регионы с наибольшими экономическими трудностями. В то время как, например, в Москве, с гораздо более высокими доходами, доля погибших значительно ниже, несмотря на большую численность населения.

Политический фактор и военная служба

Мобилизация затронула регионы неравномерно, дополняя экономическое неравенство еще и неравенством в человеческих потерях. В отличие от контрактной службы, где можно учитывать экономические мотивы, мобилизация затрагивает всех, но с разной интенсивностью в зависимости от региона. Однако точно определить, сколько людей было мобилизовано из каждого субъекта, невозможно, так как официальная статистика отсутствует. О масштабах мобилизации можно судить лишь косвенно — по потерям мобилизованных, которые несут разные регионы.

Местные политические лидеры играют важную роль в вопросе принудительной мобилизации. Некоторые регионы имеют большую автономию в вопросах мобилизации и выполнения федеральных указов, и это во многом зависит от личности, стоящей во главе региона. Например, Чеченская республика, которую с 2007 года возглавляет Рамзан Кадыров, является примером того, как политическая сила местной элиты может повлиять на выполнение федеральных решений. Кадыров представляет собой важную фигуру для Кремля, обеспечивающую стабильность в республике после Второй российско-чеченской войны. Его политическая вертикаль внутри республики гарантирует, что федеральная власть может рассчитывать на него в качестве союзника, и поэтому Кремль часто идет на компромиссы, а не на прямые указания.

Так, 23 сентября 2022 года Кадыров заявил, что мобилизация в Чечне завершена, ссылаясь на то, что «план выполнен на 254%». Это решение было принято на уровне республики, несмотря на то, что федеральная мобилизация продолжалась. Кадыров, как лидер, обладающий значительной автономией, оказывает влияние и на решения, принимаемые в Москве.

Аналогичная ситуация наблюдается в столице, где мэр Сергей Собянин, с 2013 года возглавляющий Москву, также выполняет важную роль для Кремля. Собянин обеспечивает стабильность в городе, управляя им с позиции лояльности федеральной власти. Власти могут быть уверены, что все протестные настроения в Москве будут подавлены эффективно. Так, в 2019 году протесты из-за недопуска кандидатов в Мосгордуму эффективно разгонялись, а протестующих систематически задерживали. Собянин строит имидж эффективного управленца, что позволяет Москве иметь больше автономии. По этой причине он имел привилегию объявить об окончании частичной мобилизации в Москве 17 октября 2022 года, хотя на федеральном уровне она продолжалась до конца месяца.

Разница в доле погибших между Чечней и Тывой наглядно демонстрирует важность политической составляющей. Несмотря на схожие экономические условия в этих регионах, доля погибших в Чечне в 12 раз меньше, чем в Тыве. Это связано с тем, что Кадыров имеет больше возможностей не выполнять федеральные решения, поскольку для центра он является важным гарантом стабильности. Федеральная власть предпочитает решать конфликты с ним договорным путем, а не прямыми приказами, что обостряет неравенство в военных потерях между регионами.

Неравенство и этнические меньшинства: примеры Пермского края и Чувашской республики

Разницу между регионами на федеральном уровне прежде всего формирует политический фактор. Но уже внутри отдельных регионов более важную роль играет фактор экономический: экономическая ситуация внутри одного региона может сильно различаться от района к району. По экономическому фактору мы можем отследить неравенство не только между регионами, но и внутри них. 

Для примера возьмем регион с одним крупным городом — Пермский край. В Перми проживают практически 40% всего населения региона, и закономерно, что по абсолютному количеству погибших среди всех городов и поселений Пермь является лидером. Однако если взять долю погибших по отношению ко всему населению, то мы увидим, что лидерами будут отдаленные районы края. В 2023 году проект «Пермь 36,6» выпустил материал о тех, кто погибает на войне. После первого года войны картина была не самой очевидной, но заметно, что в Перми низкая доля погибших.

«Пермь 36,6» любезно предоставил нам данные по итогам двух лет войны. Картина распределения немного изменилась: теперь Пермь еще сильнее выделяется на фоне края как город с низкими относительными потерями.

Важно отметить динамику и на остальной территории: пики смертности перемещаются с севера на северо-запад, при этом выборка за два года увеличилась более, чем вдвое. 

Возможно, это связано с историческими и этническими особенностями региона. В 2005 году Коми-Пермяцкий автономный округ объединился с Пермской областью и вошел в состав Пермского края на правах округа краевого значения по итогам референдума. Это не вызвало больших протестов внутри региона, но финно-угорские активисты в Хельсинки провели митинг около российского посольства. Протестующие опасались неминуемой ассимиляции коми-пермяков с русским народом и их последующего исчезновения. 

Несмотря на то, что больше половины населения всего Коми-Пермяцкого автономного округа — это коми-пермяки, их численность после объединения Коми-Пермяцкого АО и Пермской области действительно сильно сократилась. В 2002 коми-пермяков насчитывалось 235 тысяч человек, а уже в 2010 году их численность сократилась более чем вдвое  —  до 94 тысяч человек. В 2023 году ситуация стала еще хуже. Теперь коми-пермяков чуть больше, чем 50 тысяч человек. То есть за 21 год численность этого народа сократилась в 7 раз.

Именно в сельских округах с небольшими поселениями наблюдается наибольшая доля погибших, что подтверждает гипотезу о том, что в бедных районах людей чаще мобилизуют или они сами идут подписывать контракт. Как правило, региональные власти предпочитают мобилизовать сельских жителей, чтобы не обострять социальную напряженность в городах. В национальных республиках, где коренные этносы в основном живут в деревнях, их мобилизуют в первую очередь. Мы не можем точно утверждать, насколько велика эта практика, но результаты исследования потерь подтверждают, что этнические меньшинства Пермского края страдают от войны больше других.

В Пермском крае мы увидели очевидную зависимость между низкими доходами и высоким уровнем погибших, где сельские районы показали наибольшие потери. Связь между средней зарплатой и процентом погибших мужчин составила -0,37. Это значит, что в районах с более низкими зарплатами погибает больше мужчин. Это подтверждает, что бедные регионы и их жители несут непропорционально большие потери. Нам также известны истории, когда именно в Коми-Пермяцком округе мобилизовали многодетных отцов, хотя это противоречит закону о мобилизации.

Чтобы проверить нашу гипотезу, мы также включили в анализ другой регион — Чувашскую Республику. Своими данными с нами также поделились журналисты из «Сердитой Чувашии». Они предоставили известные им данные по количеству погибших на войне в районах Чувашской Республики на ноябрь 2024 года.

В Чувашии связь между зарплатой и процентом погибших мужчин была слабее (-0,27), то есть они менее зависимы друг от друга. Однако закономерность сохраняется: чем ниже официальная зарплата в районе, тем больше погибших. Эти данные подтверждают нашу гипотезу, что бедность в значительной степени влияет на долю погибших в войне, но данные в разных регионах все еще слишком ограничены, чтобы сделать окончательные выводы.

Если же анализировать регион с точки зрения этнического состава, то на юго-западе республики подавляющую долю населения составляют русские. Это видно на основе карт, составленных по итогу переписи 2010 года. Однако, сопоставляя эту карту с картой с долей погибших, можем понять, что четкой зависимости доли погибших мужчин от этноса здесь, в отличие от Пермского края, не наблюдается, в отличие от Пермского края. Это связано с тем, что районы бывшего Коми-Пермяцкого АО — одни из самых бедных среди всего края.

Таким образом, мы можем говорить, что экономическая ситуация в регионах сильнее влияет на смертность, чем этнический состав населения.

Вывод

Естественно, бедность заставляет искать любые способы выживания: когда твое экономическое положение плачевно, тебя проще заставить пойти на войну. Бедные республики лишь удерживают на плаву дотациями, а не пытаются перенести туда крупные компании или реализовать современное производство товаров и услуг, чтобы гарантировать определенный уровень доходов бюджета региона — тогда бы местные власти могли каким-то образом планировать и реализовывать развитие. Однако ни местным властям, по сути наместникам, ни федеральному центру, то есть метрополии, это не нужно.

Такой порядок вещей не случаен. Централизация власти и перераспределение финансовых потоков в пользу Москвы привели к устойчивой зависимости периферийных регионов. Они лишены реальных инструментов для экономического роста, а их бюджеты формируются не за счет собственной промышленности или инвестиций, а за счет дотаций, которые поступают сверху. Это делает местные власти управляемыми, а население — уязвимым перед любыми кризисами, включая военную мобилизацию.

Россия остается страной с выраженным неравенством между центром и периферией. Регионы, которые в прошлом были ослаблены, не имеют достаточных ресурсов для выживания и развития. Бедность, низкие доходы и экономическая изоляция этих территорий создают ситуацию, при которой их жители становятся ресурсом для центральной власти, а экономическое существование полностью зависит от метрополии.

_________________________________________________________________________

*Как мы считали: для анализа были взяты данные по медианному подушевому доходу на начало 2022 года, а также численность мужского населения по регионам России на начало 2022 года. Данные о актуальном количестве погибших были взяты с сайта Медиазоны. Данные о проценте погибших от общего количества мужского населения были получены путем отношения количества погибших к общему количеству мужского населения и умножены на 100%. В исследовании нет регионов крайнего севера, таких как Камчатский край, Якутия, Чукотский АО, Сахалинская область, Магаданская область, Ямало-Ненецкий АО и Ненецкий АО. Это связано с тем, что средняя зарплата в них выше из-за географических условий. При этом соотнести стоимость товаров и услуг этих регионов со стоимостью товаров и услуг других регионов довольно трудно из-за их специфики и недостаточной статистики по регионам. Чечня и Ингушетия также не были включены в список исследуемых регионов, но по другой причине. Эти регионы, по мнению исследователей, «пририсовывают» себе большое количество жителей, из-за чего доля погибших может быть на самом деле в полтора или два раза выше, чем мы посчитали.

‍