Под двойным прессингом — милитаристским и репродуктивным
Как живут сегодня женщины на приграничных российских территориях, находясь одновременно под милитаристским и репродуктивным давлением? И почему война — самый эффективный агитатор против деторождения? Фемактивистка Анна Шаламова собрала три монолога жительниц Курской области
За три с половиной года ведения активных боевых действий численность населения Курской, Белгородской и Брянской областей сократилась суммарно на 127,5 тысяч человек (для сравнения — в период с 2011 по 2022 суммарная убыль составила 145,7 тысяч). На это есть две причины: повышенная смертность и отток населения. На 80% учтеная убыль населения обусловлена тем, что смертность превышает рождаемость. Остальные официальные 20% — отток населения из приграничных территорий. При этом фактические цифры наверняка еще больше: далеко не все меняют при переезде место регистрации. Однако сегодня даже по официальной статистике мы можем сделать вывод: приграничные регионы, по крайней мере, Курской области потеряли около 30% своего населения.
Хотя российские ЗАГСы стали скрывать данные по смертям и рождениям, можно говорить о том, что репрессивный государственный аппарат ожидаемо не смог никак улучшить демографическую ситуацию запретительными мерами. Курская область традиционно является одним из регионов, где отрабатываются антиабортные ограничения, в дальнейшем распространяющиеся по всей России. Законопроект о «запрете склонения к аборту», вывод прерывания беременности из частных клиник, «доабортные консультирования» с психологами и соцработниками, показы пролайферских фильмов в школах, подарки в виде пинеток женщинам, желающим сделать аборт, — везде регион стал одним из пионеров в плане появления таких «нововведений».
Таким образом, Курская область стала территорией, где активно ведутся две «спецоперации» — военная и демографическая.
В рамках традиционалистского нарратива, активизировавшегося после полномасштабного вторжения российской армии в Украину, чиновники часто упрекают женщин, что они не заводят детей, потому что у них какие-то «не те ценности». Как правило, особой критике подвергаются женщины из малочисленного поколения 90-х, которых обвиняют в карьеризме и подверженности западной пропаганде.
А что на этот счет думают сами молодые бездетные женщины, живущие в приграничных регионах? Как им живется под двойным прессингом — милитаристским и репродуктивным? Мы решили предоставить возможность высказаться бездетным курянкам.
Ангелина, 30 лет
Работает вахтовым методом
17 февраля 2022 года я узнала, что беременна. С моим молодым человеком на тот момент мы были в отношениях больше двух лет и год жили вместе. Мы не планировали беременность специально, но при этом тщательно не предохранялись. В принципе, я тогда была совсем не против того, чтобы забеременеть. Мне казалось, что уже пора, жилье и неплохая работа у нас есть, отношения хорошие и стабильные, так что, думала я, что если вдруг случайно получится, то аборт делать не буду.
Мама поздно меня родила и мечтала о внуках, часто заводила разговоры со мной и моим парнем, что нам надо пожениться и завести детей, пока она еще жива и в силах с ними помогать. Так что я не сильно обрадовалась, когда тест показал положительный результат, но приняла это как факт — значит, пора, буду рожать. Мой молодой человек невероятно был счастлив. Сразу стал строить планы, как мы поженимся в конце весны или летом, придумывать, как назовем ребенка.
Начало войны стало для меня настоящим шоком. У меня жили родственники в Киеве и Харькове, были двоюродные сестры в Херсоне и Сумах. Моя мама сама выросла в Сумах, а папа — в Херсоне. В детстве я несколько раз ездила туда, мама была с украинскими родственниками близка, постоянно общалась. Мы чуть не поседели от переживаний за них. Забегая вперед, скажу, что сейчас двоюродные сестры находятся в Германии, с ними все в порядке, родственники из Харькова и Киева тоже целы. Тот мой парень был родом из небольшого приграничного города в Курской области (у него там и сейчас живут мать и отец), и мне казалось, что он понимает мои волнения по поводу родственников. Но где-то через неделю после начала войны у него словно сорвало крышу.
Если раньше он мог выпить только несколько бутылок пива, то тут стал пить водку и коньяк литрами. Как-то за два дня он выпил четыре литра коньяка. Это пьянство продолжалось в течение нескольких недель без остановки. Бросил работу. Стал орать на меня. Кричал, что он патриот, пойдет в ЧВК «Вагнер» и будет воевать там. А ведь он даже не служил в армии! Я смотрела на него и не узнавала. Думала — неужели это тот самый Саша, которого я полюбила? Это был какой-то вообще другой человек — злой, жестокий, настоящий психопат. Я стала его бояться.
Кроме того, мой жених начал оскорблять моих родителей, говорить, что «хохлы — это вообще не люди», что надо донести на них, пусть проверят, с какими они украинскими родственниками там общаются, вдруг они ВСУ-шники и шпионы. Однажды он в очередной раз напился, ударил по лицу и изнасиловал меня — так, что даже пошла кровь. Мое терпение лопнуло. Я переехала к родителям, решила сделать аборт. Успела запрыгнуть в последний вагон: аборт мне сделали на 12-й неделе.
Мой папа съездил к нему домой, забрал вещи. Я не хотела даже видеть Сашу. Тем более он как-то узнал про аборт, стал писать мне оскорбления и угрозы с фейковых аккаунтов, называть меня убийцей, чудовищем, тварью. Писал, что надо было раньше начинать меня бить, что надо было привязать к батарее, чтобы я не могла «пойти и убить нашего ребенка». При этом то, что он сам меня изнасиловал до угрозы выкидыша, мой бывший парень плохим поступком не считал.
Потом я обнаружила, что кто-то снял с моей кредитной карты 45 000 рублей наличными — с огромной комиссией. Оказалось, что это был Саша. Он написал мне с очередного фейка, что это «компенсация ему» — за то, что я «убила нашего ребенка и лишила возможности стать отцом». Если честно, то мне было трудно даже поверить в такой абсурд. Родители настояли, чтобы я пошла в полицию и написала заявление о краже.
Бывший жених деньги не вернул, зато выполнил свое обещание — ушел на войну. Не знаю, в ЧВК ли, как он хотел, или куда-то еще. Знаю только, что он жив и до сих пор воюет где-то.
Сейчас у меня другие, хорошие отношения, но в безопасности я себя не чувствовала до тех пор, пока в начале этого года мы с моим новым молодым человеком не уехали вместе работать вахтой. Я поняла, что в Курске уже не могу даже спокойно ходить по улицам. В любом военном я вижу Сашу — который вернулся и хочет отомстить мне. У меня начались постоянные панические атаки, бессонница, кошмары, появилась боязнь людных мест. Только когда уезжаю туда, где нет всех этих военных, чувствую себя более-менее нормально. С моим новым молодым человеком мы решили, что нужно уезжать из Курска окончательно и перевозить родителей.
Я крайне отрицательно отношусь к снижению доступа к абортам и всяким запретам в этой сфере. Если бы я не смогла сделать аборт, то оказалась бы связана ребенком с неадекватным бывшим на всю жизнь. И, вот честно, было бы лучше умереть, чем так жить, как жила я с ним те недели весной 2022 года.
Считаю, что не нужно отговаривать женщин от абортов. Когда я приходила в женскую консультацию, то на меня тоже давили, чтобы я сохранила беременность, пугали бесплодием и раком, приглашали психолога и соцработника, говорили, что я растолстею и стану мужеподобной из-за проблем с гормонами, что аборт — это страшный грех. Если бы я не была на сто процентов уверена, что мне необходимо прервать беременность и расстаться с женихом, то я бы, наверно, не выдержала, сломалась бы.
На самом деле, это такое мерзкое чувство — когда ты унижаешься, объясняя незнакомым людям, зачем тебе нужен аборт. Как-то я читала статью, где девушка, пережившая похожую ситуацию с отговорами в ЖК, говорила, что возникает ощущение полной беспомощности, бессилия и отчаяния — словно полностью теряешь контроль над своей жизнью. Вот у меня было то же самое. Я себя чувствовала каким-то безвольным куском мяса в чужих руках, куклой, игрушкой, а не живым человеком. Никому не пожелаю через такое проходить. Все эти отговоры в ЖК — просто издевательства, насилие над личностью.
Валерия, 33 года
Работает на производстве
Последние несколько лет я мечтаю о том, чтобы завести ребенка. Мне одновременно и больно, и смешно читать про то, как у нас государство создало все условия для женщин, а те не рожают из-за феминизма и «пропаганды чайлдфри». Ну вот она я, женщина, которая хочет родить. А толку? Если такой возможности у меня нет.
Я живу с мамой-пенсионеркой. Она родила меня в сорок два, долго не могла забеременеть. Папа умер десять лет назад, он был старше. У мамы инвалидность, она практически ничего не видит последние годы, есть большая вероятность, что ослепнет скоро совсем. Увы, обычное лечение по ОМС не помогает, а на разные экспериментальные методы у нас нет денег. И так все уходит на коммуналку, еду и лекарства.
Сразу после вуза я пошла трудиться на производство, где и работаю до сих пор. Моя зарплата — 30 000 рублей ровно. При этом работаю я шесть дней в неделю. Здесь у всех такие копеечные зарплаты при огромной нагрузке. Кроме того, с нас в принудительном порядке собирают едва ли не каждую неделю деньги «для наших мальчиков». То мы собираем на тактические очки, то на какие-то перчатки, то на медикаменты, то еще на что-то. Каждый работник должен скинуться минимум тысячей рублей. Если не хочешь скидываться — скандал и угрозы. Как так, жалеешь деньги для защитников Курской области! Угрожают, что тем, кто не будет скидываться, не дадут отпуск, когда они хотят, сами вычтут деньги из зарплаты, уволят, а то и «попросят проверить тебя в правоохранительных органах».
По дороге на работу я ежедневно вижу плакат, где Курская область предлагает заключить контракт и «пойти на СВО» — обещают сотни тысяч рублей, большие суммы. Вроде как только при заключении контракта уже 800 000 дают. Я смотрю на это все и не понимаю, почему при таком заработке они все время собирают деньги с женщин, зарабатывающих по 20-30-40 тысяч рублей? Иногда вижу военных, которые покупают в магазинах дорогой алкоголь в огромных количествах. Они ведут себя нагло и вызывающе, пристают к девушкам, могут даже кричать, что у них есть деньги, все тебе купят. Мне до слез обидно от такого. Пенсионерки и учительницы им чуть ли не на носки деньги собирают со своих копеечных пенсий и зарплат, а они раскидываются ими направо и налево…
Я пробовала говорить об этом с людьми на работе, со знакомыми, но пока без толку. Многие соглашаются, что это несправедливо, но боятся как-то открыто выступить против таких поборов.
Если я сейчас бы вышла в декрет, то декретные у меня были бы в размере прожиточного минимума [около 13 тыс рублей]. Как на такие деньги можно жить вместе с ребенком? А после полутора лет вообще ничего. Разве что на какие-нибудь пособия надежда. В благородство мужчин я не верю: у нас в стране огромный долг по алиментам, уже более 250 млрд рублей. Отец ребенка в любой момент может бросить семью, не платить алименты, ничего ему за это не будет. У меня был хороший папа, но у большинства своих знакомых в семьях я видела, что это происходит именно так. Ребенка я хотела бы родить, как говорят, для себя. Если встретится подходящий человек, конечно, я буду рада, но если нет, то я все равно хотела бы родить. Несколько лет назад я дала себе слово, что если к 35 годам у меня не будет мужчины, готового завести со мной ребенка, то я постараюсь обязательно родить для себя. А теперь думаю, вряд ли это возможно, и дело не только в деньгах.
Я живу рядом с одной из воинских частей. Сирена ракетной опасности у меня дома слышна настолько громко, что даже с закрытыми окнами и берушами я от нее просыпаюсь. Чтоб вы понимали, иногда сирена ракетной опасности может включаться в сутки раз двадцать. Зачастую бывает по четыре-пять включений сирен ракетной опасности за один час. Я стала принимать снотворное, чтобы хотя бы как-то высыпаться. Также регулярные звуки взрывов от работы ПВО и прилетов БПЛА. Как бы я укладывала спать ребенка сейчас?
У нас нередко пролетают БПЛА и дроны. Было уже несколько «прилетов» в наш двор. Каждый раз, когда я ложусь спать, не могу быть уверена, что на этот раз что-то не прилетит в мой подъезд. И хорошо, если это будет дрон, а не осколки ракеты.
Это может прозвучать пафосно, но я сейчас правда всерьез задаюсь вопросом — имею ли я вообще моральное право приводить нового человека в этот мир, где я не могу дать ему никакой безопасности и уверенности в будущем? В девяностые и нулевые было много других проблем, тоже шли войны — на Северном Кавказе, например. Но в нашем городе было достаточно спокойно — уж точно искать бомбоубежища не приходилось. Так что мне кажется, что если я буду планировать беременность, зная, что мой ребенок точно будет жить хуже, чем я в детстве, то это станет предательством его интересов еще до рождения.
Ирина, 29 лет
Владелица бизнеса
Со своим мужем я начала встречаться, когда мы оба еще учились в девятом классе. Поженились, как только он вернулся из армии. Мы планировали завести как минимум одного ребенка (а лучше двух) до тридцати лет. Казалось, что все к этому и идет. Думаю, нашу жизнь можно было совершенно точно назвать хорошей — даже по-настоящему счастливой.
В двадцать лет мы с ним открыли маленький совместный бизнес, много работали, заочно учились. Первое время мы мало могли себе позволить: все деньги уходили на развитие нашего дела. Но уже через пару лет появились первые успехи: стали работать в плюс, арендовали еще одно помещение. К началу ковида в Курске у нас уже было пять наших точек, мы купили небольшой дом, машины мне и мужу. Я тогда думала, что еще пару-тройку лет поживем для себя, поездим всюду, а потом уже можно заводить первого ребенка.
Но по нам резко ударил ковид и карантин. Приходилось выплачивать аренду, какие-то зарплаты сотрудникам, хотя бизнес полностью простаивал — несколько месяцев мы не могли работать из-за ковидных ограничений. Ранее не волновавшие нас кредиты стали напрягать. Многие наши конкуренты закрылись, но нам удалось устоять, не лишившись ни одного филиала, — вот только «финансовая подушка» была истрепана. Тем не менее,= уже осенью 2021 года мы были полны оптимизма и думали, что все наши проблемы остались позади.
Когда началась война, мы были в полной растерянности, не понимали, кого слушать и чему верить. До этого мы не интересовались политикой, но с февраля 2022 стали смотреть разных блогеров на YouTube, читать новости. Мне кажется, что люди ко всему привыкают. Вот и мы как-то привыкли, адаптировались к тому, что совсем рядом идет война, что у нас в городе теперь атаки дронов, появились разные угрозы. Когда началась мобилизация, то мы с мужем ужасно переживали, что его заберут, потому что он молодой и здоровый мужчина, служил в армии. Но все обошлось, повестку так и не прислали. Конечно, качество нашей жизни упало, как и доходы, тревог стало значительно больше, но мы все равно пытались жить так, как это было раньше, развивать бизнес. Возможно, это какие-то психзащиты — выстраиваешь собственный маленький мирок, поддерживаешь его и не желаешь принимать тот факт, что весь огромный мир вокруг рушится. Сейчас я думаю, что мы просто не хотели осознавать новую реальность.
Все совсем изменилось с началом активного вторжения ВСУ в Курскую область. Мой муж родом из маленькой деревни на самой границе с Украиной. Он жил в Курске с 14 лет вместе со старшим братом, чтобы учиться в хорошей городской школе и потом поступить в ВУЗ, но его мама и бабушка продолжали жить в той деревеньке. Там было беспокойно еще с начала войны, были «прилеты», но мама и бабушка до последнего не хотели уезжать. Когда мы узнали, что ВСУ зашли в тот район, то бросили все дела и сразу поехали за ними.
Мне не хочется вспоминать, что мы тогда пережили — скажу только, что нам еле удалось уехать оттуда живыми. По дороге объезжали мины, а дверца машины прострелена в нескольких местах. С тех пор мама и бабушка мужа живут у нас.
Все, что еще было нормально до этого, стало разваливаться буквально на глазах. Я всегда гордилась своим дружным коллективом. Однако к концу 2024 года почти половина моих опытных сотрудников уехала из Курска из-за войны — кто в Москву, кто в Питер, кто в Воронеж, Краснодар, Нижний Новгород. Сейчас ушла большая часть персонала. Новеньких приходится долго обучать, но они тоже уезжают. Муж сразу подал заявку на кредитные каникулы, положенные людям из приграничных районов, но банк почти полгода отказывал, тянул время, требуя прислать то фото разрушений в деревне, то деревенского дома, то документов на дом, то еще какой-то бред, при этом игнорируя наши аргументы, что там войска ВСУ, нельзя туда съездить и что-то сфотографировать, взять документы. В итоге нам уже пришлось закрыть две наши точки из пяти, а к концу лета закроется еще одна. Доходы упали в 6–7 раз даже по сравнению с первой половиной 2023-го. Я с ужасом думаю, что было бы, если бы у нас сейчас был ребенок.
В нескольких сотнях метров от нашего дома расположены некоторые элементы системы ПВО. Поэтому постоянно стоит жуткий грохот, трясутся стены, воет сирена ракетной опасности. У нас три кошки и маленькая собака. Собака теперь регулярно забивается куда-то, не ест, скулит, мочится в доме. Я не знаю, что делать и как помочь своим животным. Приняла тяжелое решение попытаться отдать их в хорошие руки не в Курске, но пока удалось пристроить только одну из кошек.
Часто я думаю, что было бы, если бы у меня был маленький ребенок, как бы он все это переносил? Наверное, нам пришлось бы бросать дом и уезжать куда-то вообще без денег. По соседству с нами жила семья с четырьмя детьми, и я видела, как на них это все влияет. Младший ребенок стал бояться любых громких звуков — например, услышав сигнал автомобиля, стал падать на землю посреди дороги, затыкать уши и закрывать голову, крича и плача. В конце концов они не выдержали, просто бросили свой дом и уехали. Так что теперь я считаю, что мне очень повезло, что я не успела завести ребенка до вторжения.
Активная пропаганда на тему необходимости деторождения мне никогда не нравилась. По моему мнению, только паре решать, когда заводить ребенка, никто не должен в это лезть. Если женщина сейчас не готова рожать, то у нее есть на это свои веские причины. Однако в последний год я вообще буквально впадаю в ярость, когда слышу, что нужно рожать как можно больше и как можно быстрее. Кто-нибудь из этих агитаторов думает, что будет с психикой и здоровьем у этих детей? То же самое, что у моих животных, что у соседского мальчика, да? Я не понимаю, как можно желать своему ребенку такого. У него же вся нервная система с рождения будет убита.
Меня злят все эти новости, которые я читаю — про запреты «склонения к аборту», запрет «пропаганды чайлдфри», вывод прерывания беременности из частных клиник, ограничения свободной продажи экстренной контрацепции. Я подписалась на ТГ-каналы прочойс-инициатив и поддерживаю их донатами. Да, раньше мы с мужем были уверены, что хотим завести несколько детей — двух минимум. И да, у нас были для этого все возможности. Теперь хороших условий для детей у нас нет. А я не знаю уже, захочу ли рожать когда-нибудь.
Заключение
Российская пропаганда до сих пор пытается представить ситуацию таким образом, что «СВО» — это война исключительно на территории Украины, которая практически никак не затрагивает повседневность обычных россиян и россиянок. Разве что порой говорится о беженках и беженцах из приграничных районов и упоминаются некоторые проблемы, с которыми якобы героически справляются российские чиновники. При этом российская власть игнорирует тотальное влияние войны на все сферы жизни в приграничных регионах.
Все героини, с которыми нам удалось поговорить, чувствуют себя крайне уязвимо. Они лишились привычных жизненных опор и не обрели новые. Власти «спасают» их от мифического «склонения к абортам» и «пропаганды чайлдфри», при этом никак не защищая от реальной угрозы домашнего насилия. Чиновников милитаризованных путинских администраций волнует рост рождаемости, в то время как жительниц Курской области беспокоит здоровье уже рожденных детей, которых укладывают спать под звуки взрывов и сирен ракетной опасности. Депутаты отрицают субъектность женщин, отказывающихся от деторождения, приписывая им зависимость от «западного влияния», в то время как сами жительницы Курской области говорят, что на их репродуктивные планы повлияла развязанная путинским режимом война.

Мы намерены продолжать работу, но без вас нам не справиться
Ваша поддержка — это поддержка голосов против преступной войны, развязанной Россией в Украине. Это солидарность с теми, чей труд и политическая судьба нуждаются в огласке, а деятельность — в соратниках. Это выбор социальной и демократической альтернативы поверх государственных границ. И конечно, это помощь конкретным людям, которые работают над нашими материалами и нашей платформой.
Поддерживать нас не опасно. Мы следим за тем, как меняются практики передачи данных и законы, регулирующие финансовые операции. Мы полагаемся на легальные способы, которыми пользуются наши товарищи и коллеги по всему миру, включая Россию, Украину и республику Беларусь.
Мы рассчитываем на вашу поддержку!

To continue our work, we need your help!
Supporting Posle means supporting the voices against the criminal war unleashed by Russia in Ukraine. It is a way to express solidarity with people struggling against censorship, political repression, and social injustice. These activists, journalists, and writers, all those who oppose the criminal Putin’s regime, need new comrades in arms. Supporting us means opting for a social and democratic alternative beyond state borders. Naturally, it also means helping us prepare materials and maintain our online platform.
Donating to Posle is safe. We monitor changes in data transfer practices and Russian financial regulations. We use the same legal methods to transfer money as our comrades and colleagues worldwide, including Russia, Ukraine and Belarus.
We count on your support!
SUBSCRIBE
TO POSLE
Get our content first, stay in touch in case we are blocked
Your submission has been received!

Еженедельная рассылка "После"
Получайте наши материалы первыми, оставайтесь на связи на случай блокировки
Your submission has been received!
