Крылья империй

В апреле я вернулся из промышленного Кривого Рога в Одессу, красивый, но осажденный портовый город на Черном море. Я направлялся на встречу с друзьями из коллектива Street Aid Daily — группы молодых активистов, помогающих бездомным. В тот вечер, просматривая новости в поезде, я узнал, что Одесса снова подверглась атаке дронов. Стратегическое значение города и тот факт, что он остается последним крупным портом под контролем Украины, делают его частой целью ударов.

Рано утром, сразу после отмены комендантского часа, я присоединился к коллективу у главного железнодорожного вокзала, где волонтеры раздавали чай, средства гигиены, лекарства и одежду. Позже мы отправились в сквот, управляемый коллективом Ecoplatform, анархистской группой, рассматривающей экологию как часть широкой политической борьбы. Накануне здание было поражено дроном Shahed, известным в российской армии как «Герань-2». К счастью, в комнате, которая приняла удар, никого не оказалось. Но внизу спали выздоравливающие солдаты, художники и активисты. Многие мастерские в здании были разрушены.

Пока мы расчищали осколки и обломки, эта почти медитативная работа напомнила мне похожую сцену в горах Башура (Южный Курдистан/Северный Ирак) в декабре 2022 года, где я стал свидетелем последствий ударов иранских дронов Shahed по курдским оппозиционным группам, изгнанным в этот регион. Тегеран обвинял их в разжигании протестов и влиянии на движение «Джин, Джиян, Азади» («Женщины, Жизнь, Свобода») в Роджелате (Восточный Курдистан/Западный Иран).

‍

Хотя жертвы в Украине и Курдистане различны, эти атаки объединяют два тревожных аспекта: параллельную борьбу за самоопределение и целенаправленное применение дронов для ее подавления. Одна — в постсоветской руине, другая — в раздробленном ландшафте Ближнего Востока. Вместе они демонстрируют зловещую преемственность...

Я покажу, как авторитарные государства используют схожие технологии, такие как дроны Shahed, для навязывания новых форм имперского контроля, нередко прикрываясь антиимпериалистической риторикой. И как дроны, такие как турецкий Bayraktar TB2, играют двойную роль: в одних местах — символы сопротивления, в других — инструменты репрессий, обнажая противоречия современного империализма в многополярном мире.

‍

Дроны Shahed: от Курдистана до Украины

Разрабатываемая десятилетиями в условиях западных санкций, иранская программа беспилотников привлекла внимание в 2019 году после ударов по нефтяной инфраструктуре Саудовской Аравии. Однако всемирную известность Shahed получил после начала полномасштабной войны России против Украины в 2022 году.

Столкнувшись с растущими потерями и дефицитом вооружений, Москва, движимая общей оппозицией западной гегемонии, обратилась к Ирану за доступным и эффективным оружием. Так начались поставки дронов Shahed, а затем и передача технологий — Россия начала их производство под названием «Герань-2». Эти аппараты быстро были интегрированы в военную машину и используются до сих пор для экономически эффективных массовых атак по гражданской инфраструктуре, энергетическим системам и городским центрам Украины.

Но эти дроны применяются не только в Европе. В 2022 году Иран нанес как минимум два удара по курдским оппозиционным группам в Ираке, убив более 20 человек. Эти параллельные кампании стали полигоном для отработки беспилотной войны, позволяя странам-операторам улучшать технологии в режиме реального времени.

«Антизападная ось» и ее противоречия

Партнерство Ирана и России часто представляется как часть формирующейся «антизападной оси», альянса государств, выступающих против гегемонии США и НАТО и прикрывающихся риторикой антиимпериализма. Сторонники этого блока ссылаются на вполне реальные травмы: от «шоковой терапии» и нищеты в постсоветской России до санкций, усугубивших страдания населения Ирана. Эти режимы выставляют себя защитниками суверенитета и освободителями.

Однако на деле они не освобождают, а угнетают. От бомбардировок курдских оппозиционеров и разрушения украинских городов до подавления протестов в Иране и преследований инакомыслия в России и Беларуси, эти государства систематически нарушают то право на самоопределение, которое, по их словам, защищают. Их «антиимпериализм» — риторический щит, за которым скрывается авторитарный контроль. Это не сопротивление империи, а построение собственной. Такой «авторитарный интернационализм» — это не интернационализм. А антизападничество — еще не антиимпериализм.

Многополярный нарратив, особенно привлекательный для части глобальных левых, привел к моральной путанице: если кто-то противостоит Западу, значит, он прав. Но что, если этот противник сам — империя? Что происходит, когда предполагаемые союзники в борьбе против империализма сами являются его виновниками? 

В этой новой архитектуре многополярность не принесла освобождения. Она лишь умножила центры господства. А те, кто борется за справедливость — социалисты, феминистки, экологи, рабочие, анархисты, — оказались под перекрестным огнем, превращенные в пешек. Их сопротивление сведено к молчаливому фону, их борьба — использована для оправдания репрессий. Слишком часто «антизападный» звучит как синоним «освободительного», в то время как настоящие голоса угнетенных остаются неслышными.

‍

Парадокс Bayraktar

Нигде эти противоречия не проявляются так остро, как в истории турецких беспилотников Bayraktar TB2.

Созданные компанией Baykar, управляемой зятем президента Эрдогана, эти дроны стали широко известны в начале вторжения России в Украину. Они уничтожали российскую бронетехнику, сдерживали наступление и, по сообщениям, участвовали в потоплении крейсера «Москва». Bayraktar стал символом сопротивления: о нем писали песни, мемы стали вирусными. 

Но за этой символикой скрывается более глубокая динамика зависимости. Так же, как недавнее соглашение Украины с США о списании долга в обмен на минералы иллюстрирует, как финансирование войны может быть связано с добычей и распродажей национальных ресурсов, зависимость от турецкого военного экспорта создает риск возникновения аналогичных форм подчинения. Это выходит за рамки оружия: растущее геополитическое влияние Турции через то, что некоторые называют «дипломатией дронов», имеет далеко идущие последствия.

Согласно сообщениям, украинские силы обучали сирийских повстанцев работе с FPV-дронами на турецкой территории. Эти бойцы позже участвовали в насилии против алавитских и друзских меньшинств. Так вскрывается теневая сторона союзов, заключенных под лозунгами свободы: они могут воспроизводить циклы насилия и реализовывать авторитарные амбиции таких держав, как Турция.

Наиболее наглядно это видно в Курдистане. После оккупации Турцией Африна и Серекание в 2018 и 2019 годах беспилотники стали центральным элементом продолжающейся теневой войны против Демократической автономной администрации Северной и Восточной Сирии (DAANES), также известной как Рожава. Этот автономный политический проект, основанный на принципах «Демократического Конфедерализма» Абдуллы Оджалана — прямой демократии, гендерного равенства и местного самоуправления, — систематически подвергается нападениям с помощью дронов и атакам на критически важную инфраструктуру.  

То, что началось как радикальный эксперимент по самоуправлению во время гражданской войны в Сирии, теперь неуклонно подрывается турецкой войной с помощью дронов. Лидеры женского движения, члены совета и организаторы гражданского общества были убиты; это часть более широкой кампании по разрушению институтов Рожавы и уничтожению ее альтернативного видения региона, которое прямо бросает вызов националистической и централизованной государственной модели Турции. 

Ситуацию усугубляет тот факт, что те же сирийские повстанческие группировки, обученные украинскими силами и уже замешанные в насилии против меньшинств, в будущем могут быть задействованы против территорий DAANES. В этом сценарии «дипломатия дронов» Турции не только способствует репрессиям, но и позволяет использовать военный опыт НАТО в качестве оружия против одного из самых прогрессивных политических экспериментов в регионе. 

‍

Это и есть парадокс Bayraktar: дрон, ставший символом свободы в Украине, в Курдистане служит орудием угнетения. Двойная роль Турции отражает более широкие имперские амбиции, сформированные неоосманскими устремлениями в многополярном мире. В основе этой стратегии лежит растущая оборонная промышленность Турции, где дроны служат не только инструментами войны, но и средствами геополитического влияния, воплощая логику гибкого империализма в эпоху дронных войн. 

‍

Антиимпериализм снизу: отказ от всех империй

И в Украине, и в Курдистане дроны становятся не только символами, но и орудиями структурного насилия, репрессий, манипуляций и геополитических игр. От иранского Shahed до турецкого Bayraktar, эти технологии далеко не нейтральны: они обслуживают интересы государств и укрепляют иерархии. Независимо от того, позиционируются ли они как антиимпериалистические инструменты или прославляются как инструменты освобождения, дроны часто служат для расширения авторитарного контроля, подавления движений за самоопределение и укрепления новых форм зависимости. 

Тем не менее сопротивление продолжается. В Украине борьба идет сразу на двух фронтах: против российской агрессии и против неолиберальной реструктуризации, ускоряющейся под предлогом послевоенного восстановления. В Курдистане общины противостоят турецкой и иранской военной экспансии, живя в условиях изоляции и гуманитарной зависимости. Отказ США в 2019 году от своих курдских союзников, который открыл путь для вторжения Турции в части Рожавы, остается отрезвляющим примером.  

Но везде люди борются не только с внешними армиями, но и с самой логикой глобального господства. Их политика не говорит на языке НАТО, Москвы или Анкары. Она говорит языком автономии, солидарности и прямого действия. Они напоминают нам, что подлинный антиимпериализм не означает выбор между империями, а безусловную поддержку угнетенных в их борьбе.

‍

Международная солидарность не должна подменяться бинарными выборами. Антизападничество не является синонимом антиимпериализма, и новые империи могут быть такими же жестокими и репрессивными, как и старые. Истинный антиимпериализм начинается с того, чтобы услышать тех, кто на передовой, кто сражается за свободу, за право на жизнь, за достоинство, от гор и улиц Курдистана до городов и окопов Украины. 

Именно такой антиимпериализм воплощают активисты вроде ирландца Финбара Кафферки и россиянина Дмитрия Петрова (он же Илья Леший), сражавшиеся вместе с курдскими и украинскими товарищами, создавшие Боевую организацию анархо-коммунистов (БОАК) в самом сердце российского империализма.

Как писал сам Петров, оставаться в стороне от конфликта во имя нейтралитета означает изолировать себя от реального социального процесса; не вмешиваться означает сдаться в борьбе за социальное освобождение. Даже сотрудничая с государственными структурами, революционеры должны сохранять автономию и строить свои проекты, не для того, чтобы служить государствам, а для того, чтобы построить альтернативы освобождения снизу. 

В эпоху дронных войн и смены гегемоний этот интернационализм важен как никогда. Его несут в себе курдские и украинские движения: Ecoplatform, Street Aid Daily, Resistance Committee, Sotsialnyi Rukh, Solidarity Collectives и независимые профсоюзы. Эти движения, закаленные в огне угнетения, несут надежду на освобождение снизу, и задача тех, кто находится за их пределами, — поддержать их. 

Потому что истинное сопротивление — это сопротивление, которое отвергает все империи и строит власть снизу.

‍